Бывший хоккеист «Витязя» Джош Хеннесси дал интервью подкасту Spittin Chiclets. Вы все поняли правильно.
«В «Витязе» мне предложили 500 тысяч долларов чистыми, и на тот момент у меня вообще не было работы и даже вариантов, где поиграть – так что я согласился.
Тогда у «Витязя» была репутация команды, которая дерется со всеми и которую все боятся. Но лига попросила их изменить стиль игры или покинуть КХЛ. Они подписали Максима Афиногенова, Александра Королюка, Даниила Маркова. Он, кстати, курил в перерывах матчей. Представьте себе, Дэнни сидел в душевой и дымил там, пока тренер говорил что-то игрокам. Но у нас все равно оставались два тафгая – Тревор Гиллис и Джереми Яблонски – и тренер (Юрий Леонов) их просто ненавидел. Он был человеком советской закалки, он не понимал, зачем такие игроки команде, но один из владельцев настаивал на том, чтобы они были. Возможно, это часть уговора – минимум два тафгая должны были играть в «Витязе».
Первые 24 часа в России? Я очень долго ждал визу, из-за чего пропустил тренировочный лагерь и начало сезона. Меня попросили привезти собственную амуницию – и я купил себе клюшек на весь сезон: 41 штуку на свои деньги. Я прилетел в Москву – клюшек нет. Я пытаюсь объяснить это в аэропорту – никто меня не понимает. Как будто ты на Марсе, все по-другому. Айфон не работает, я в гневе иду в багажное отделение, и на выходе меня встречает какой-то русский парень в кожаной куртке. Он хватает мои вещи, и я не понимаю, что происходит – это киднеппинг или встреча от клуба?
Это был сын владельца – того, что любил тафгаев. У него на голове маллет, рядом с ним такие же парни в кожанках – видимо, охранники. Мы поехали на встречу с владельцем «Витязя».
После матча мы поехали ночевать к его сыну. Сначала он позвонил в торговый центр, чтобы они открыли его и я смог купить себе сим-карту и позвонить жене. Было, наверное, 4 утра. Старое здание, не самая удобная парковка. Четыре последних этажа были заняты его квартирой.
Саша начинает орать на свою девушку – она встает и начинает готовить нам в чем спала. Нижнее белье и бюстгальтер. Он спрашивает у меня: «Ты любишь Playstation?». Внутри комнаты экран на всю стену. Мы начинаем играть в НХЛ, ему интересны только серии буллитов. «Кого берешь?» – рыкнул он. Я взял Дацюка, он нашел меня в фарм-клубе и поднял в состав. Конечно, я побеждаю. Он злится. Говорит мне: «Ты не очень хорошо играешь в Playstation». У меня нервный смех. Так прошли первые 24 часа в России.
В «Витязе», когда я впервые увидел Панарина, он выглядел так, будто ему было 9 лет. Настолько худым Артемий был в 19-20. В тот момент он был травмирован, просто отрабатывал технику после тренировок, и я тогда уже говорил, что никогда не видел таких рук у кого-нибудь. В том сезоне мне дали поиграть с ним – и сейчас он мой любимый хоккеист в НХЛ. Просто невероятный игрок. Он настоящий мужик».
Хеннесси рассказал Spittin Chiclets и об особенностях медицины в КХЛ:
«Когда русские хоккеисты получают травмы, им не делают операции в России. Они отправляются в Германию или другие страны.
Очередной матч в КХЛ за «Витязь» – я получаю удар по лодыжке. Пытаюсь идти – больно. Меня отправляют в местную больницу, а там древнейшее устройство для рентгена. Мне говорят: «Перелома нет». Я даже не могу стоять на ноге. Проходит неделя. У нас матч с «Ак Барсом». Тренер подзывает меня к себе и говорит: «Ты завтра играешь. Я так сказал. Не доктор, а я».
Я уже привык к такому отношению к игрокам в России и не стал спорить. Утренняя раскатка, я вообще не могу двигаться. Крис Бурк из «Ак Барса» говорит, что я плохо выгляжу – и я не спорю. Говорю об этом тренеру. Мне делают укол чего-то в одну ягодицу – все равно болит, даже коньки не натянуть. Мне делают укол морфия в другую ягодицу. Укол морфия, чтобы играть в хоккей! Я провел несколько смен и сломал себе берцовую кость. Меня увозят со льда, я ору на тренера, на идиота-врача. А он смотрит на меня и говорит: «Может, там нет перелома?».
В Казани делают рентген – чистый перелом. Агент помог мне найти хорошего доктора в каком-то военном госпитале. Мы идем к нему на встречу. Меня предупреждают: «Молчи и не показывай охране свой американский паспорт». Врач смотрит на снимок и объясняет через агента: «Понимаю, что тебе не хочется делать операцию здесь, но если ты затянешь, тебе кранты. Кости уже не сойдутся ровно».
Я гуглю стоимость такой операции – в США она стоит 40 тысяч долларов. Спрашиваю у агента, оплатит ли это клуб? Он говорит: «Никогда». Тот врач говорит нам свою цену: 17 тысяч рублей или около 600 долларов на тот момент. Агент спрашивает, нет ли у меня с собой 600 баксов наличкой? Я такой: «Что? Прямо сейчас?». Врач меня спрашивает: «Ты сегодня завтракал? Нет? Иди в комнату ожидания».
Я думал у меня есть пара часов, чтобы прийти в себя. Через 10 минут в комнату заходят медсестры, начинают кричать и хихикать, будто никогда не видели американца в русском военном госпитале. Меня просят раздеться. Я стою перед ними голый, нога болит, а они смеются и что-то говорят друг другу. Доктор попросил меня самому вскарабкаться на операционный стол.
Я просыпаюсь через 45 минут. Все еще на столе. Голый. Наркоз отходит, и я выучил русское слово «Болит», которое выкрикивал каждый раз, когда терпеть было невозможно. Врач сказал, что я смогу улететь примерно через неделю. Я решил, что поеду в аэропорт прямо из больницы. Вот такой была операция за 600 долларов».